Обыкновенная история
Есть люди, которые непонятным образом получают удовольствие от того, что сто семьдесят третий раз открывают то, что другие открыли сто семьдесят два раза. Скажем – это открыватели всем известных Тайн, причём, если всем известных, значит, им тоже. Но это им совершенно не мешает. Не задумываясь о таких мелочах, они прут вперёд, как всем известные Т-34 на Курской Дуге.
Наверное, после такого вступления, описывающего столь замечательных ребят, все читатели, включая автора, захотят увидеть свою фамилию, вместе с именем и отчеством, в списке этих избранных, назовем их: положительно отъехавших. Но, как говорят англичанине – live is brutal, т.е. жизнь жестока, и потому фамилий большинства из нас в этом списке избранных не найти. Даже ища со свечой, пусть даже такой огромной, как пасхал. Но о пасхале потом, а сейчас вернёмся к этим избранным, каковыми являются (по крайней мере, должны являться) МИНИСТРАНТЫ. О них эта статья, и им посвящается. Может кто-то скажет: чушь. Ведь я знаю министрантов, и они совсем не соответствуют, или не совсем соответствуют тому, что тут написано. Апологетика – это наука, которая занимается защитой невиновных, вот сейчас я и буду защищать этих невиновных. Просто или тебе случалось встречать не тех ребят, которых надо, или те, которых ты встречал, в недостижимом смирении прикидывались другими. Это — как раз черта многих святых. Но к делу: наступает время, и настало уже (ср. Ин 4, 23), когда эти открыватели, чаще всего называемые министрантами, откроют сто семьдесят четвертый раз то, что другие открыли уже сто семьдесят пять раз, и получат от этого определённый удовольствие, и, как Т-34 на Курской дуге, пойдут вперёд, ибо получили таинственный новый заряд, так как прикоснулись к фундаментам своей веры и, заодно, к фундаментам Святой Католической Церкви. Говоря другими словами, пережили муки событий, которые, хотя и называются гордо Священным Пасхальным Триденствием, но это название даже в малейшей степени не передаёт того, что за этими словами стоит. И, может быть, поэтому через год министранты снова насладятся, открывая в сто семьдесят пятый раз то, что до этого уже успели открыть сто семьдесят четыре раза.
Священное Пасхальное Триденствие – это вроде бы три дня, но, прежде всего, это три события, которые не надо как-то сверхъестественным образом переживать, их надо олицетворять. И это – судьба министранта, который на эти три дня, во время трёх событий становится апостолом, одним из народа, Понтием Пилатом, Марией Магдалиной и ещё, ещё каждым из этих нескольких десятков человек, которые участвовали… Участвовали в каком-то из тех событий, но не участвовали в Литургии, в Мессе, в Богослужении… Министрант участвует в Тайной Вечере, видит, как Иисус ломает хлеб, потом спит в Гефсиманском саду, тащит крест на Голгофу… Министрант стоит под этим крестом, а в конце находит пустой гроб.
Три дня, три события. Во-первых, Тайная Вечеря. После более или менее длинной проповеди, сколько бы она ни длилась, спать не положено, ведь это не Гефсиманский сад, а омовение ног. На первый взгляд – ничего особенного, да и, кажется, среди нас нет таких, кто хотя бы раз в жизни не совершал этого. И пусть случайно, не ежедневно, скажу даже – редко, однако «мыть ноги» – действие всем известное. Но как таинство – это видимый знак невидимой благодати, так и за знаком омовения ног прячется глубина, на которую выплыть могут только избранные. И некоторые смотрят, смеются, не понимают; другие, которые на три четверти уровня веры выше, закрывают глаза, представляют себе, как Иисус берет тазик, идёт в ванну, открывает кран, наливает воду и моет ноги своим ученикам. Есть еще и другие… и третьи… и десятые…
Но наши герои, не закрывая глаз (это чаще всего мешает видеть) – участвуют. Для них совершенно понятно, что символический жест омовения ног имеет начало не в Библии, а в традиции Востока. Гости, которые приходили на праздник, были чистыми – купались перед этим. Но, поскольку в то время в той стране общепринятой обувью были сандалии, а дороги были пыльными, то каждый, кто прошёл несколько шагов, даже если до этого был совершенно чист, нуждался хотя бы в ополаскивании ног. Не тайна для наших героев и то, что этим занимались рабы, ибо это была довольно унизительная обязанность. А если это делал сам хозяин, то это означало, что он очень, очень уважает своего гостя. И это уважение ко всем – обязанность каждого министранта, и слова Иисуса: «Если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу», вырезаны у них в сердцах, как на каменных скрижалях во времена Моисея. Только они не как Израиль — народ гордый, а в смирении воплощают эти слова в жизнь и сияют, как источники света, который никто под кровать не прячет (см. где-то в Евангелии). Ведь для министранта «быть святым» — это судьба, а не светлое будущее. И Тайная Вечеря, афикомен – последний кусочек мацы — пасхального хлеба, чаша благословения, Агнец – жертва невинная, это как переворачивание страниц книги, в которой первая страница начинается словами: «В начале сотворил Бог…», а последней ещё не напечатали, потому что вечность, кажется, не заканчивается.
Второе событие – крест, пьеса во многих актах, каждый из которых можно пережить много раз и по-разному. Кстати, хронологически Тайная Вечеря уже закончилась, после неё был Гефсиманский сад – Иисус в одиночестве молился, потому что мы спали: «Дух бодр, плоть же немощна», хотя, может быть, и нет, может, получилось в этот раз бодрствовать… хотя бы немножко. Был Иуда – предатель (и, кажется, слишком часто эти поцелуи были нашими), было отречение: в Петре отрекался каждый (тоже, кажется, слишком часто). Были и слёзы раскаяния… Был Понтий Пилат и омовение рук (не ног — это совсем другое дело) – «Зачем мне вмешиваться?» – подумал каждый герой.
В конце начинается эпопея Креста – с Киринеянином, Вероникой, злодеем, случайно попавшим на небо – потому что Иисус придал смысл нагромождению его страданий. События креста – второй день Священного Пасхального Триденствия — как крутой взрыв в американском блокбастере, заканчивается тишиной, которая звенит в ушах. Слышно только всхлипывания тех, кто, случайно, как наши героические открыватели, увидел, может, в сто семьдесят шестой раз то, что видел уже сто семьдесят пять, то есть правду о своём грехе и о любви – самой простой и в то же время самой совершенной – Прощающей Любви.Тишина длится бесконечно – в принципе, может, даже несколько часов, но время, как и все остальные мелочи, не имеет сейчас никакого значения. И тогда приходит время третьего события, в котором за множеством знаков прячется одно слово – ВОСКРЕС. И всё: чтения – многочисленные, длинные, красивые; псалмы со своими новыми мелодиями; даже проповедь, костёр, пасхал и всё, что на нём – все альфы, омеги и прочие значки, и каждая, даже самая маленькая свеча, которая зажигается от пасхала, и аллилуйя, и всё-всё говорит одно – ВОСКРЕС. И, хотя Он умер за нас и из-за наших грехов, и мы умерли вместе, и эта вся бесконечная тишина была тишиной наших гробов, то сейчас – ВОСКРЕС. И вместе с Ним каждый из нас, и всё сейчас имеет смысл. И таинственный заряд энергии толкает всех, кто не просто министрант, а кто является героем-открывателем и, прежде всего, соучастником. Потому что не было никакой Литургии, никакой Мессы, произошло событие, которое пришлось открыть не важно уже который раз, и с дикой радостью будем ждать этого следующего, не важно которого, раза, потому что там находится источник жизни.
о.Марек Бакежински, г. Воронеж
© «КЛИМЕНТ», Журнал римско-католической епархии св. Климента в Саратове, №2 (7)/2006
