Святой Серафим Монтегранарский

Серафин де Никола, в крещении Феликс, родился в Монтегранаро в Асколи-Пичено в 1540 г. в бедной, но ревностной в религиозном отношении семье. После юности, проведенной в тяжелых работах, в восемнадцать лет он вступил в Орден меньших братьев капуцинов в качестве простого монаха. В различных монастырях, где он проходил послушание, он был то привратником, то квестором. Его жизнь отличалась непринужденной простотой, тесным единением со Христом и великой любовью к бедным и грешникам. Последние годы жизни он провел в Асколи и был вестником мира и добра для всего города. Он умер в Асколи в 1604 году. В 1729 г. он был причислен к лику блаженных папой Бенедиктом XIII, а в 1767 г. канонизирован папой Климентом XIII.

«Как небо украшается звездами, так и Анконская Марка в прошлые времена украшалась праведными и достойными подражания братьями, которые, подобно ярким светилам небесным, украшали Орден Святого Франциска и освещали мир своей верой и примерами добродетели.»[1] Так «Цветочки» говорят своей благоухающей поэзией. В своих «Анналах» Заккария Боверио да Салуццо[2] перекликается с этой темой и подхватывает ее. Он пишет, что «в провинции Марки есть одна звезда, которая сияет ярче других в Ордене. Это брат Серафино из Монтегранаро». Сияние этой святости показано и объяснено многими свидетельствами, собранными после 1610 года и сведенными воедино в стенограмме начального процесса по делу Серафино, завершившегося в 1624 году. После вмешательства кардинала Мадруцци из Трента в 1625 году апостольский процесс продлился до 1632 года.

Его святость удивительным образом перекликается со святостью первопроходца капуцинского святого Феликса из Канталиче, также бывшего простым монахом. В самом деле, даже самый неискушенный читатель легко обнаружит множество сходств. В то же время он является выражением подлинной капуцинской жизни и характерной для нее духовной традиции Марки. На самом деле Серафино из Монтегранаро никогда не покидал пределов Марки.

Он родился в Монтегранаро около 1540 г. и был вторым из четырех детей. Его окрестили с именем Феличе (Феликс). Слабый здоровьем, его отец, строитель, вскоре отправил его в помощь фермеру, который доверил ему пасти стадо. Там, в тишине сельской местности, он познал красоту размышлений и молитвы — настолько, что существует множество историй о необычных событиях, произошедших в его детстве. Когда умер их отец, старший из детей, взявший на себя все строительные работы, позвал Феличе домой в качестве рабочего. Однако Феличе совершенно не годился для такой работы и вынужден был терпеть постоянные упреки и удары от своего вспыльчивого брата. Феличе почувствовал в себе призвание к покаянной жизни, к пустыне, как это было в житиях отшельников. Однажды он открыл это желание одной благочестивой девушке из Лоро-Пичено. Она рассказала ему о капуцинах и их духовности, которая совпадала с его желанием. Он с готовностью откликнулся на это предложение и немедленно явился в монастырь в Толентино. И хотя его приняли не сразу, как он надеялся, он понял, что это его жизнь. В конце концов он поступил ослушником в Ези, в один из старейших и ранних монастырей близ Табано. При посвящении он получил имя Серафино. Здесь же он принял духовный сан.

За шестьдесят четыре года своей жизни он жил в различных монастырях провинции: Лоро-Пичено, Коринальдо, Остра, Анкона, Сант-Элипидио и особенно в Монтольмо (Корридония), но прежде всего в Асколи-Пичено, где он оставался дольше, чем где-либо, и где он встретил сестру смерть 12 октября 1604 года. Асколи — это принявший его город, место, которое он почтил своей святостью.  По этой причине его много раз называли братом Серафино д’Асколи. Кроме того, многочисленные и весьма достоверные свидетельства исходили от монахов и жителей этого города, испытавших и сохранивших благоухание его святости.

Однако хронологию этих и других более или менее длительных периодов установить сложно. Свидетельства на процессах очень яркие, но им не хватает хронологической точности. Однако известна одна тайна, раскрытая самим святым монахом, бывшим тогда послушником, и сообщенная в одном из показаний брата Анджело да Мачерата в 1627 году. Он находился в монастыре в Чивитанова, и там всегда было множество людей, искавших брата Серафино. Настоятель обязал святого брата открыть «способы, с помощью которых он достиг такого совершенства». Далее в показаниях говорится, что Серафино «рассказал, как он, будучи человеком, не способным ни к чему, был очень удивлен тем, что его не только приняли в орден, но и допустили к обетам. Немного позже, по завершению новициата, он был отправлен в качестве монаха-исповедника в место, где был настоятель, желавший, чтобы всё в монастыре работало как часы, и чтобы монахи-миряне служили монахам-священникам, согласно нашей [капуцинов – прим.переводчика] практике. Брат Серафино рассказал, что у него не было особых способностей к какой-либо работе. Какую бы работу ни поручал ему настоятель, он никогда не делал ее как следует. Поэтому настоятель назначал ему множество наказаний и прещений. К этому следует добавить особое искушение от дьявола, которое вызвало в брате Серафино такое беспокойство, что он думал, не уйти ли ему из ордена. В один из дней он начал молиться в церкви перед Пресвятыми Дарами и много жаловался Господу. Он сказал: «Эти монахи тоже видели мою жизнь. Если бы я не годился для служения, они не должны были бы принимать меня, но раз уж они приняли меня, то зачем они мучают меня столькими унижениями?» Тогда он услышал голос, исходивший от Святых Даров, который сказал ему: «Брат Серафино, не это ли путь служения Мне, так много пострадавшему ради искупления человечества?» Голос испугал брата Серафино. С помощью Святого Духа он начал размышлять и решил победить себя. Каждый раз, когда что-то делалось или говорилось вопреки его желаниям, он произносил одну десятку Розария. Так он и поступил. Он очень любил Розарий. После того как он провел какое-то время в этой молитве перед Пресвятыми Дарами, он снова услышал голос. «Брат Серафино, поскольку из любви ко Мне ты преодолел и усмирил себя, проси у Меня любой милости, какой пожелаешь. Ты получишь ее от меня».

Самоотречение и самоуничижение — вот секрет его святости.  Благодати, которые он получал, были настолько обильны, что один брат-настоятель велел ему прекратить чудесные знамения. Чудеса расцветали вокруг простого и скромного монаха. Записи о его процессе представляют собой непрерывные списки таких знамений. Поцелуя его мантии, прикосновения его рук, даже обращения к его имени было достаточно, чтобы исчезли застарелые недуги и разрешились безнадежные случаи. От его рук, пишут современные ему биографы, все становилось чудотворным: хлеб, апельсины, травы, пшеница, салат-латук, но особенно четки из стеблей фенхеля и кусочков тыквы. Люди верили в его четки больше, чем во всех врачей города.

Две внешние вещи всегда были на виду и являлись неотъемлемой частью этого человека: маленькое латунное Распятие и четки. Таково традиционное представление о Серафино из Монтегранаро. Его преданность Распятому Господу и Пресвятой Деве была очень мудрой, от него исходила небесная мудрость, которая порой повергала богословов и ученых в полное изумление. Он всегда носил в руке Распятие и предлагал его всем поцеловать: это была хитрая уловка, чтобы не целовали его руку или его хабит.  Он был абсолютно скромным и смиренным человеком — и в очаровательной манере капуцинов и Марки — всегда радостным и духовно сияющим.

Прекрасно соблюдая правило бедности и полностью соответствуя покаянной, созерцательной и апостольской духовности Ордена, он умел превращать часовню в свою келью. Обычно он проводил в часовне (особенно ночью) больше времени, чем в своей келье. Он притворялся спящим и громко храпел, если знал, что кто-то видел его тогда. «Мой маленький святой, — шутливо отвечал он тому, кто указывал ему на его непочтительность, — я больше сплю в часовне, чем в трапезной».

Он буквально жаждал Мессы, Евхаристии, Таинств, молитвы, страданий. Он был влюблен в тайны Христа и Богоматери.  Он с восторгом размышлял о них и впадал в экстаз.  Он хотел бы быть в братстве в Лорето или в Риме, чтобы иметь возможность служить как можно больше Месс каждый день. Отсюда проистекало его рвение работать со Христом ради спасения душ, его краткие и проникновенные духовные увещевания, его чрезвычайно плодотворная апостольская деятельность, его почитание священников, его сострадание к больным, страждущим и бедным, его мужественное стремление к миру в обществе и в семье, его миссионерский энтузиазм и стремление к мученичеству. Несмотря на то, что он был почти неграмотным, он мог говорить о Боге необычайно талантливо и вдохновенно. Когда по послушанию ему приходилось читать проповедь в трапезной, его слова при комментировании псалма Qui habitat in adiutorio Altissimi[3] или секвенции Stabat Mater dolorosa[4] были настолько проникновенны, что доводили всех до слез.

Люди, знавшие его, описывали его в конкретных и фотографических деталях: «Его борода и волосы всегда были взъерошены… изо рта ужасно пахло… его одеяние, покрытое пятнами, всегда немного сползало с левой стороны, делая видимой его власяницу… его шея всегда была покрыта зудящей сыпью или экземой… он никогда не хотел, чтобы его трогали за плечи… у него была большая любовь к цветам и детям». Это факт, что дети всегда находятся в привилегированном положении у этих очень скромных и человечных святых. Именно дети оповестили город Асколи о смерти брата Серафино во второй половине дня 12 октября 1604 года. Они кричали: «Святой умер! Святой умер!»


Перевел Гущин Ю. по Costanzo Cargnoni, «Sulle orme dei santi», 2000

[1] Цветочки Святого Франциска. Глава XLII.

[2] Zaccaria Boverio da Saluzzo, 1568-1638, итальянский капуцин, известный историк и богослов

[3] «Живущий под кровом Всевышнего», Пс.90

[4] «Стояла Мать скорбящая»